Варанаси — город для индийцев особенный. Не всякий мечтает в нем жить, не всякий успевает в нем умереть, но быть сожженым на берегах Варанаси и выпасть пеплом в Гангу — мечтает каждый индиец. Варанаси для них город особого погребального назначения. Но я не индиец. Я выбрал Варанаси для встречи Нового, 2015 года. Это не беда, что 1 января в городе вдруг отключились водоснабжение и канализация, а в нашей комнате в декабрьские морозы отсутствовали стекла в окне. Мы его заложили картой Индии в раме, что сняли со стены. Бессовестно протекала крыша, потому что первый день нового года лило с неба весь день. Но несмотря на это Варанаси — Великий город.
В одной красивой книге с шелестящими на ветру страницами я читал, что индийцы давно уже соединили у Ганги один конец с другим. И течет она теперь по кругу. Потом построили священную электростанцию с вечным двигателем.
Стирается белье. Моется скот. Сушится белье на таких грязных поверхностях, что смысла в стирке особого нет. Оно тотчас же становится таким как и прежде. В этом есть специфика всех индийских прачечных: есть постоянная занятость! Постирал — положил сушится — испачкалось — снова начал стирать — постирал — положил сушить — и так далее…
Небо над Гангой занято войной воздушных змеев. Лески от них протянулись с одного берега Ганги на другой так, что все эти горы белья, стираемые в его водах, можно сушить и поперек течения. А пока женщины в сари до этого не додумались и просто раскладывают эти рубашки и сорочки, трусы и километровые простыни на солнце так, что со спутника можно прочитать магический символ Ом.
А один старик взял и из коровьих лепешек соорудил новую автодорогу от Варанаси до Аллахабада.
Но главная достопримечательность Варанаси — два гата, на которых сжигают тела умерших. Снимать здесь категорически запрещено. Я нарушаю все гласные и несгласные правила, благо моя камера имеет возможность оставаться незамеченной. Очередь из дровяных запасов начинается еще задолго до подхода к воде.
Чтобы сжечь человека требуется несколько часов и около 400 килограммов дров. Поджигать у индийцев получается плохо. У меня вот есть друг, который в любой дождь, с одной спички… до 70% кожного покрова. И конечно, помимо дров, самый популярный товар здесь, конечно же, средство для розжига.
Камера не позволяет приблизиться к трупу. Но проходя мимо, на расстоянии полуметра, можно увидеть, что труп далеко не свежий. Скажем так «полежавший».. И явно не неделю, а больше. Как у цыган в Молдавии — покойничек лежит по несколько недель, и никто не торопится его хоронить.
Все индийцы по мере возможности следят за тем, чтобы фотосъемка не производилась. На выходе с главного гата я был пойман за руку с просьбой показать последние кадры: «мол, мы видели как вы только что снимали» (на самом деле ничего они не видели, просто решили «раз с камерой — значит снимал». С веселыми возгласами «шухер! мусора! линяем!» мы ускорили шаг по узким варанасийским улочкам. На призыв проявившего бдительность индийца наказать залетных ни один из его соотечественников не откликнулся.
Одновременно на каждом из двух гатов сгорает от 3 до 6 тел. Процедура совершенно обычная, хоть и собирающая толпу зевак, как индийцев так и иностранцев.
Конечно радует и отношение индийцев к похоронным делам. Процессии с трупом идут прямо по улицам города к гатам, они легко различимы по а)несомому на носилках телу б)большому количеству радующихся людей. Они бьют в барабаны, танцы танцуют и веселятся, словно Индия только что выиграла очередной матч в крикет.
В мой первый приезд сюда у меня был замечательный лодочник, что катал нас по Ганге. Паркуясь у берега он бился кормой о голову чьего-то трупа, лежащего в воде. Рядом в костре догорал еще один. Обгорелые ноги торчали среди дров с одной стороны, с другой дотлевала голова.
И снова, в 5 метрах от меня и этого «крематория на воде» группа индийцев исполняет залихватские танцы. И кажется, что еще чуть-чуть и наступит праздник Ивана Купалы, найдут папоротник и начнутся прыжки через этот костер.
А есть и те, кто сам или его бедные родственники не способен найти деньги на дрова. И тогда труп сбрасывается в Гангу прямо так.
Полосатые набережные Варанаси.
Много местных ходят по набережной с неиссякаемой задачей «кого бы еще сжечь». Как только завидят бесхозное тело — начинают тормошить его и заглядывать в зрачки. Тело просыпается. «Живая! туды её в качель…» — сокрушаются индийцы.
С воды Варанаси, конечно, очень красив. Такая индийская Венеция.
Да и внутри города много радости. Только алкоголь очень дорогой. В штате Уттар-Прадеш какие то особые акцизы на спиртное, гораздо выше чем в соседних регионах.
Потому люди здесь пьют мало. В основном едят. Аутентичных харчевен со всевозможными отравами тут много.
И в глубине улочек, в полумраке, и вот в таких open-air забегаловках, где чумазые ребята посадят тебя с твоим подносом тали в самый центр стола, начнут что-то расспрашивать про Россию, и как обычно их знания ограничатся фамилией Vladimir Putin, а повар потом положит тебе добавки прямо собственной рукой, и неизвестно, что он до этого ею делал. Прием пищи в Индии — это всегда хождение по минному полю.
В той самой красивой книге с шелестящими на ветру страницами написано также, что в Индии все давно уже вышли в астрал. Редко кого на улице встретишь, да и те япоские туристы. Теперь индийцы занимаются переводом в астрал коров. К чемпионату мира в России перевод коров в астрал обещали полностью завершить.
И все-таки Варанаси — город сказочный. Город с лицом. И не беда даже, что весь первый день нового года, как я и рассказывал, беспрестанно лил дождь и приказала долго жить вся канализация и водоснабжение, а в окно безудержно дуло. Нам на это нечего смотреть. Лишь бы похоронное дело Варанаси жило и процветало.
Понравилось? Мне важно ваше мнение о том, что я делаю и что пишу. Ваш комментарий — лучшая оценка моей работы. Давайте общаться больше!